Говорят что фотограф подобно несчастному влюбленному — всегда готов рассказать свою историю. Каждый слышал такие истории. Но несмотря на это большинству современных фотографов суждено полное забвение еще и потому, что они видят и снимают то, что хочет видеть или даже снимает сама толпа. И если современной фотографии позволить подменить собой все известное изобразительное искусство, то искусство просто исчезнет благодаря безмозглости народных масс, вооруженных фотоаппаратами как красноармейцы винтовками.
Так вдруг написал потому, что вспомнил историю Фарита Губаева (Казань), рассказанную им лет двадцать назад в редакции газеты «Вечерняя Казань». Представьте себе: человек невысокого роста, в джинсах с подогнутыми внизу штанинами как это было модно, с длинными как смоль черными волосами, с большими голубыми глазами навыкат и с камерой на груди говорит вам: «Снимать войну и смерть — нужно иметь мужество, но заниматься фотографией — нужно иметь терпение и эстетическое восприятие жизни». Так или примерно так — на меня это произвело впечатление, но понимание пришло только после первой войны и первой увиденной смерти. «После первой крови» как говорится.
Творческая группа фотографом «ТАСМА» (Казань) вообще оказала на меня огромное влияние не только как на фотографа, но и на мое формирование как человека. Долгое время Фарит Губаев был председателем этой группы, несмотря на все перипетия как в самом творческом союзе, так и в стране в целом. Казанская фотография конца 80-х годов умирала также быстро, как умирало все вокруг. Я так и не успел стать «членом» когда-то «элитной и легендарной» группы «Тасма» и до сих пор сожалею об этом.
Думаю и так понятно, что в то время группа Тасма противопоставляла себя официальной фотографии, показывала социальные аспекты общества, откровенно говорила о положении человека в государстве. Группа объединяла в себе совершенно разных фотографов по стилистике и жанру. Там были документалисты, фотожурналисты, арт-фотографы и пейзажисты… Главным объединяющим звеном была не только фотография как таковая, а сама идея: по-новому, по-другому, честно рассказывать об обществе и о себе. Это сейчас понятно, что вот такие маленькие группы фотографов по всей стране сохранили для нас ту «объективную реальность», которая действительно имела место быть за пеной официальной пропаганды, невежества масс, лицемерия и лживости государства. Всего того, что сейчас некоторые критики и искусствоведы называют «наивным искусством» 70-х и 80-х годов. Это было далеко не наивное искусство и не искусство вообще. Это была пропаганда в защиту безмозглости народных масс. Этим занимался ныне всеми глубокоуважаемый Александр Родченко, эту традицию продолжили уже менее уважаемый товарищ Генде-Роте (ТАСС), который снял Юрия Гагарина в фуражке и товарищ Ахломов (газета «Известия»), который больше известен тем, что собирал автографы у знаменитостей будучи фотографом. Их была добрая сотня — номенклатурщиков от фотографии и сегодня представленных в виде «наивного искусства фотографии». Смешно просто. И противно.
Группа Тасма возникла на окраине города Казани в 70-е годы из фотоклуба «Волга» при ДК имени Ленина в пролетарском районе, который до сих пор так и называется «Соцгород». Название Тасма было от части продиктовано конъюктурными соображениями и поисками компромисса с известным казанским заводом «Тасма», производителем в том числе популярной в советское время фотопленки «Тип-17», предназначенной для космической аэрофотосъемки, но также приспособленной казанскими фотолюбителями для своих творческих потребностей. Пленка имела достаточно высокую чувствительность, мелкое и ровное зерно, но обладала высоким контрастом, который можно было уменьшить с помощью так называемого проявителя «Жан-Фаж». 300-метровые бобины этой пленки, упакованной в цинк, нелегально выносили с завода и распространяли в Казани, Чебоксарах, Москве, Вильнюсе, Риге, Тбилиси среди «фотолюбителей». «Цензурные фотографы» того времени пользовались Кодаком (высший эшелон «галстучников») или «шосткой» А2 (те, кто был подальше от власти, но работал в центральной прессе). Мне так кажется, что последнюю 300-метровую бобину пленки из Казани в Вильнюс, лично для вдовы Луцкуса, увез я в 1991 году потому, что после этого Литва уже стала «враждебным» государством если не Татарстану, то России уж точно.
В том числе и благодаря фотопленке «Тип-17» казанская группа Тасма имела самый тесный круг коммуникации среди остальных фотографов страны: Владимир Семин, Валерий Щеколдин, Витас Луцкус, Антанас Суткус, Александр Лапин, Борис Смелов, Борис Михайлов, Валерий Арутюнов… Так или иначе, они все были знакомы и поддерживали друг друга в ущерб собственного эгоцентризма, которым обладал практически каждый из них.
Первоначально члены группы Тасма собирались в квартире Ляли Кузнецовой (она была председателем группы), потом в архитектурной мастерской, где работал Борис Давыдов, потом где придется. Их «Марксом и Энгельсом» в одном лице был Картье Брессон, тогда еще мало известный даже в профессиональной среде советских фотографов. Его книги можно было увидеть только в библиотеке имени Ленина (Москва) или почитать одну-две статьи — полные сарказма и коммунистической иронии в журнале «Советское фото», да и то уже на заре Перестройки. «Идеологом» и вдохновителем стиля Картье Брессона был Александр Тамбулов (Тбилиси) или просто «Грек» (В настоящее время живет в Москве). Фотографии, подобно антисоветскому самиздату, копировались и передавались из рук в руки, несмотря на то, что в них мало было чего порочившего советский строй, но насмотревшись зарубежной документалистики, наши советские фотографы могли сами начать снимать то, что снимать нельзя. Так оно и случилось на самом деле.
Практически большинство фотографов Тасмы сотрудничали с газетой «Вечерняя Казань» — прогрессивной и либеральной по тем временам. Со всеми ними, я и познакомился через эту газету. Когда я собрался ехать на землетрясение в Армению, не имея не только никакого опыта, но даже представления о работе советской прессы и когда я объяснил свою мотивацию Виталию Хашеву (ТАСМА, фотограф газеты), то он сказал очень правильные, понятные и простые слова: «Езжай, наверное тебе это надо…» и вручил мне коробку Nikon с набором оптики. Это было невероятно и, как мне кажется, последней каплей моего превращения в фотографа, а «Вечерняя Казань» стала первой городской газетой в СССР, которая передавала мировые новости от своих собственных корреспондентов (1988). Дальше новостей было больше. Тогда мы понимали, что централизации и «руководящей роли» в СМИ СССР пришел конец, по крайней мере в рамках отдельно взятой газеты. А сегодня пришел конец тому, ради чего мы все это делали. Журналистика быстро трансформировалась и на смену советской пропаганде пришел гламур и ангажемент.
Пионером и курьером между Западом и Казанью в группе Тасма стала Ляля Кузнецова, она увезла в Париж не только свои фотографии, но и фотографии других ее членов. Это было началом конца изоляции группы, но вместе с тем, это был и конец самой группе — они потеряли «единство». Однако первым, кто покинул советскую Казань навсегда был фотограф Сычев, еще при Советской власти и ему удалось вывести весь свой архив в Париж. Всю оставшуюся жизнь он работал во французских агентствах и журналах, а ныне, насколько мне известно, собирается уйти на пенсию и заняться тем, что вообще никаким образом не связано с фотографией. Может быть живописью, а может быть просто флористикой.
Совсем недавно Фарит Губаев сказал мне: «Знаешь, все считают, что казанской фотографии больше не существует. Что группа Тасма развалилась на частицы-фотографов, которые по одиночке исчезли в новом мире, что мы, ее основатели, стали пенсионеры и как все пенсионеры никому не нужны и больше не имеем отношения к современной творческой фотографии или современная творческая фотография не имеет больше отношения к нам».
«А как же преемственность? — думал я: «Как же значение «мастерская», «казанская фотография»? Это же были не какие-нибудь нынешние «семинаристки» за «мелкий прайс» готовые поглазеть на «гуру-самовыдвиженца», а потом написать в своей творческой биографии: закончил курсы по фотожурналистике в театре Карабаса-Барабаса. Это было естественное объединение по признаку личности, а не по определению «я — начальник, ты — дурак». Это был каждый со своей индивидуальностью и своим мироощущением, со своими амбициями, с бесконечными разговорами и дискуссиями о фотографии, ее смысле и функциях в обществе и искусстве. Неужели это не имело под собой ничего кроме как стать забытой памятью поколения и выброшенной на помойку фотографией «времен Очакова и покорения Крыма?» Как же такие фотографы как Ляля Кузнецова, Риф Якупов, Фарит Губаев, Владимир Зотов, Валерий Павлов, Василий Мартинков, Борис Давыдов, Эдуарт Хакимов… по фотографиям которых я узнал совершенно другой мир, который «видел, но не замечал прежде». Как же быть с фотографиями, которые формировали не только виденье, но и понимание жизни и мировоззрение человека разумного. Разве это не имеет больше отношения ко мне?
Еще как имеет и я пока точно не собираюсь на пенсию. Почти уверен, что для моего коллеги Олега Никишина это тоже имеет значение, хотя и он не состоял в группе Тасма. Мы не успели. Мы из Казани «уехали на войну» и не вернулись, нам просто больше некуда было возвращаться.
Сейчас так очевидно, что наше поколение фотографов ходило на войну с таким же настроением как сегодня «девочки» ходят на дискотеку снимать клубную жизнь. У нас были разные задачи, которые перед нами поставило время и обстоятельства, но мы каждый по-своему поняли это благодаря преемственности. В этом причинно-следственном звене не случилось бы следствия, если бы не было причины. Мы никогда не стали бы снимать развал страны и череду бесконечных локальных войн, если бы не знали и не видели «другую фотографию», «другое мироощущение». Практически никто не снимал это из «цензурной прессы». Мы никогда бы не стали первыми в стране «стрингерами» и не называли бы себя «фрилансерами» — «свободными и честными» просто потому, что такой культуры и института в фотографии за «железным занавесом» до нас никогда не существовало… мы взяли это не только с Запада, но и от фотографов-нонконформистов. Этого бы ничего не было, как не было у нас в фотографий настоящего Беломорканала, не было репрессий и голодомора, даже не было Отечественной войны без фальсификации, не было психически здоровых, запертых в психиатрических больницах в нечеловеческих условиях, не было инвалидов и инакомыслящих, не было политических заключенных и не было диссидентов, не было секса и тем более порнографии. Так и получается, что каждому фотографу достается свое время и он сам решает чем ему заняться в отведенный промежуток жизни. Но проблема в том, что понять «свое время» удается лишь в будущем, которое может принадлежать уже какому-нибудь другому поколению фотографов.
Только тогда, когда я курю гашиш, я способен быть позитивным и забыть историю моей страны или принять историю отечественной фотографии за «чистую монету» искусства. Но парадокс в том, что в нашей стране запрещено употреблять наркотики, однако, это не мешает плодиться огромному количеству фотографов типа с «позитивным мировоззрением», идолопоклонством, чинопочитанием, рабской психологией и фиктивной верой в светлое будущее… Скорее всего, это тоже своего рода преемственность поколений: «Хотите похудеть? — Спросите у меня как!» или лучше: «Хотите быть фотографом? — Научитесь говорить по-английски!» — современное мракобесие и все та же безмозглость народных масс. По сути ничего не изменилось… так и будем жить в параллельных мирах без видимых и визуальных точек соприкосновения.
Update: Я получил несколько личных писем в связи с рассказанной историй о группе ТАСМА и «казанской фотографии» в том числе одно из них от Фарита Губаева. С его разрешения и почти полностью я публикую это.
Фарит Губаев: «…Крестным отцом и первым руководителем ТАСМы был Володя Богданов. На тот момент самый авторитетный среди нас фотограф.Человек потрясающего обаяния и созидательной энергетики. Его персональная фотовыставка в Изомузее стала огромным событием в жизни Казани. Это он затеял переворот в клубе Волга -в результате мы -группа единомышленников-ушли, хлопнув дверью Дворца культуры! Стояли в некоторой растерянности на ступеньках и не знали куда податься. Ляля предложила пока собираться у нее.
Вторым мощным и созидательным шагом была поездка Кузнецовой в «фотографическую мекку» — Вильнюс. Многие из нас тогда мечтали побывать в Литве, но решилась на это только Ляля. Как засланный казачок, она привозила из Вильнюса в Казань репродукции из фотоальбомов Брессона, Дианы Арбус и других малознакомых нам фотомастеров.
В Вильнюсе фотообщество Литвы имело богатейшую библиотеку по фотографии.Через Лялю этот «фотографический родник» стал доступным и для группы ТАСМЫ. Мне самому молодому фотографу в группе пришлось возглавить Тасму, т.к. Богданов уехал из Казани покорять Север, для чего переехал жить в Норильск.
Еще в клубе «ВОЛГА» 10-12 фотографам самых разных возрастов и профессий перестали нравиться одни и те же разговоры о пленке и сортах бумаги, а начавшееся брожение в умах ждало точки кипения… Ею стала информация о том,что наши дебаты на заседаниях клуба фиксируются и передаются в особые органы… Излишняя блительность старших товарищей ускорила наш уход на улицу из теплых стен Дворца культуры.
Брессон произвел революцию в наших умах. Вот она настоящая фотография — решили мы. Его фотографии были нашими учебниками. Конечно, не все понималось, было много споров и попыток расшифровать фотоязык АКБ. (Анри-Картье-Брессон) Но главное было достигнуто — мы уже по другому смотрели на мир и друг на друга. Спасибо старшим товарищам и за это… Мы настолько были увлечены Фотографией, что не заметили как быстро прошли долгие годы застоя . И я считаю себя счастливым, т.к. успел лично сказать А.Брессону (Губаев также снимал его в Париже) про казанскую ТАСМУ и про то, что он был и есть наш главный учитель.
И еще. Ты приводишь мое рассуждение о фотографе на войне и эстетическое развитие фотографа. Самое интересное — сегодня, спустя двадцать лет, я снова готов повторить эту фразу. Мое постоянное общение и изучение основ живописи, любовь к музыке и хорошему звуку, и верность Фотографии стали основой удачных фотографий. Я благодарен своим коллегам по группе за помощь в постижении мира фотографии. Когда-то, в начале 70-х- я придумал тост-всегда второй-за НЕЕ! Фотографию!!! Тост прижился. И сегодня многие мои коллеги этот тост произносят. По документам, я давно на пенсии по инвалидности, но живу фотографией и верен ей поболее многих молодых и здоровых фотографов Казани…»
Впервые опубликовано 21 июня 2009 года
